– Ты делаешь это, просто чтобы получить возможность чаще ездить на лошадях.
Китаи наградила его надменным взглядом.
– Я хотела лошадь. А получила тебя, алеранец. Я должна извлечь из этого максимум пользы.
Тави подошел к ней и с беззаботной силой легонько толкнул к стене, затем прижал ее своим телом и поцеловал. Дыхание девушки-марата ускорилось, и она растворилась в поцелуе, руки поднялись, касаясь его, тело двигалось с медленным, волнующим напряжением вплотную к нему.
Тави испустил низкое рычание, когда поцелуй заставил его сгорать от желания к ней. Он задрал край туники и скользнул руками по нежной, обжигающей коже ее талии и спины.
– Может опробуем ванну?
Она прервала поцелуй, чтобы лишь сказать:
– Здесь. Сейчас. Ванна потом.
Затем схватила обеими руками перед его туники, ее раскосые зеленые глаза были страстными и дикими, и потащила его в спальню.
Тави остановился в дверях и издал стон.
– Подожди.
Заглянув в глаза Китаи, Тави подумал о голодной львице, изготовившейся к прыжку, ее бедра покачивались, прижимаясь к его, но она остановилась, ожидая.
– Лампа, – вздохнул Тави. – Пока она горит, часовые знают, что я доступен, и пропустят посетителей.
Глаза Китаи сузились.
– И?
– И существует очень мало того, что я могу с этим поделать. Мне придется пойти найти Макса или еще кого-нибудь.
– Почему?
– Потому что я не могу просто сказать свету погаснуть.
Чернота упала на комнату.
Тави в шоке плюхнулся на пол.
Он так и сидел испытывая странное, трепещущее чувство в животе, а по голове, казалось, бегало множество маленьких острых ножек. Он почувствовал, как волосы у него на руках встали дыбом.
– Алеранец? – прошептала Китаи, ее голос был низким, даже благоговейным.
– Я… – проговорил Тави. – Я только сказал… Я хотел, чтобы она погасла. И…
В одно мгновение его жестко поразило огромное значение этого факта. Он обнаружил, что хрипит, не в силах нормально вдохнуть.
Он сказал фурии лампы погаснуть.
И она погасла.
Он заставил ее погаснуть.
Он сделал это самостоятельно.
Он подчинил фурию.
– Свет, – шепотом скомандовал он, немного погодя. – Мне снова нужен свет.
И он появился.
Тави уставился на Китаи расширившимися глазами, и она ответила ему таким же недоверчивым взглядом.
– Китаи. Я сделал это. Я!
Она продолжала пристально смотреть на него.
– Свет, погасни! – сказал Тави. Свет погас, и он тут же произнес, – Свет, зажгись! – так и произошло. – Кровавые вороны! – выругался Тави со смехом в голосе. – Погасни! Зажгись! Погасни! Зажгись! Погасни! Китаи, ты видела?
– Да, алеранец, – сказала она, тоном, в котором слышалась внезапная и глубокая обида. – Я видела.
Тави засмеялся и топнул каблуком по каменному полу.
– Зажгись!
Свет снова появился и осветил нахмурившуюся Китаи, стоявшую рядом с ним, уперев руки в бока.
– Что? – спросил ее Тави.
– Все это время, – сказала она. – Ты переживал. Печалился из-за этого. Уверенный, что это так ужасно. Из-за этого?
– Ну. Да. Погасни!
Китаи вздохнула.
– Типично.
Послышался шелест одежды.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Тави. – Зажгись!
Когда лампа загорелась снова, она стояла перед ним, нагая и прекрасная, и Тави едва не взорвался от желания, когда волна страсти, и радости, и любви, и триумфа захлестнула его.
– Что я имела ввиду, алеранец, – тихо сказала она, – то, что все это время ты вел себя так, словно это какая-то колоссальная задача. Когда все так просто, – она повернулась, чтобы увидеть фурию лампы, и решительно произнесла, – Погасни.
Лампа погасла.
И прежде чем Тави успел оправиться от полного шока, Китаи прижала его к полу и заняла его рот поцелуем.
Тави решил, что эта воронами проклятая лампа может и подождать.
Есть куда более важные вещи.